smilegorynych (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
smilegorynych) wrote2012-11-18 10:34 am
smilegorynych) wrote2012-11-18 10:34 am
Перелётная муха це-це
Хотя многие меня предупреждали, что вьетнамцы едят абсолютно всё - от тараканов до бегемотов - но всякий раз, натолкнувшись на вот такое "русскоязычное" объявление, слегка вздрагиваю. И мороз ползёт по распаренной тропиками коже. По улице ходила большая крокодила...
Если сюда случайно заглянут на огонёк Кинг-Конг под ручку с Годзиллой, думаю, им тоже не поздоровится. И, главное, не в коня ж корм: посмотрите, какие миниатюрные люди. И милые. С виду не подумаешь, что они - изготовители художественно зажаренных мух и глотатели крокодилов. Как можно есть крокодила? А вдруг он до того успел съесть человека?? И, поедая человека в крокодиле, как можно самому остаться человеком? Много, много у меня тут вопросов. И день ото дня их, вопросов, лишь прибывает.
Дивно, дивно мне тут, во Вьетнаме, приживаться, понемногу теряя естественный для человека персоноцентризм. Я тут не посреди земли, не у её пупа, как это принято среди человеков, а где-то на её дальнем-дальнем краешке (если принять за истину то условие, будто Земля - плоская).
Тут, пониже на фото - танцующая в темноте Инга. Мы с ней обе согласились в том, что сбежали сюда не из придури и не по причудам. Мы тут - от температурной невыносимости. Как недавно выяснилось, перелётные птицы летят весной в Россию не из придури, а потому, что в Африке им невыносимо жарко. А осенью - летят обратно в Африку, потому что в России им становится невыносимо холодно. Такой вот у них порог чувствительности, что проще пролететь десять тыщ вёрст к русскому чёрту на рога, чем терпеть крайности в температуре.
Когда в Москву приходит ноябрь, я стремительно делаюсь изгоем и "серой шейкой, недоулетевшей перелётной мухой: войдя с морозцу во всякий троллейбус, я не красавица, как все остальные пассажиры, а ужас со слезящимися глазами и соплями до колен. Мои слизистые оболочки не рассчитаны на что-то ниже плюс десяти. Вечно чихающим и сморкающимся изгоем мне приходится прозябать почти до самого мая, огорчая родственников и домочадцев, оскорбляя эстетические чувства всех пассажиров всех троллейбусов и даже трамваев. Думаю, сбагрив меня и убрав раскиданные по всему дому скомканные носовые платки, домочадцы вздохнули свободно. С глаз долой - из сердца вон...
У Инги, со всеми её китайско-польскими корнями и переплетениями, повсюду появляется кучища друзей. Например, в среде музыкантов. Вот эта группа товарищей - спонтанный проект трёх британцев: услышав случайно нашего русского бас-гитариста Костю (в красной кепке и белых штанах), британцы вдохновились и захотели с ним поиграть. Сперва Костя опасался языкового барьера, но язык музыки оказался у них вполне универсальным. В свободном, к тому же, владении.
Ребята застряли в Муйне, позавчера и вчера играли старый-престарый рок, каких-то аж элвисовских времён. Добротно, плотно играли, с большой душой, на маленькой открытой веранде. Мы гоготали и танцевали, если чо, я там - в глубине видна. В белом платье с полосками, пялюсь на Ингу, она ж совсем райская перелётная птица. Хоть и обзывает меня Наташей (у неё, видите ли, есть подруга Наташа, как две морские капли мы с нею похожи; Инге искренне скорбела, что я не зовусь Наташей).
А ниже, метрах в пяти, вздыхало и шепелявило песком Южно-Китайское море.
Если сюда случайно заглянут на огонёк Кинг-Конг под ручку с Годзиллой, думаю, им тоже не поздоровится. И, главное, не в коня ж корм: посмотрите, какие миниатюрные люди. И милые. С виду не подумаешь, что они - изготовители художественно зажаренных мух и глотатели крокодилов. Как можно есть крокодила? А вдруг он до того успел съесть человека?? И, поедая человека в крокодиле, как можно самому остаться человеком? Много, много у меня тут вопросов. И день ото дня их, вопросов, лишь прибывает.
Дивно, дивно мне тут, во Вьетнаме, приживаться, понемногу теряя естественный для человека персоноцентризм. Я тут не посреди земли, не у её пупа, как это принято среди человеков, а где-то на её дальнем-дальнем краешке (если принять за истину то условие, будто Земля - плоская).
Тут, пониже на фото - танцующая в темноте Инга. Мы с ней обе согласились в том, что сбежали сюда не из придури и не по причудам. Мы тут - от температурной невыносимости. Как недавно выяснилось, перелётные птицы летят весной в Россию не из придури, а потому, что в Африке им невыносимо жарко. А осенью - летят обратно в Африку, потому что в России им становится невыносимо холодно. Такой вот у них порог чувствительности, что проще пролететь десять тыщ вёрст к русскому чёрту на рога, чем терпеть крайности в температуре.
Когда в Москву приходит ноябрь, я стремительно делаюсь изгоем и "серой шейкой, недоулетевшей перелётной мухой: войдя с морозцу во всякий троллейбус, я не красавица, как все остальные пассажиры, а ужас со слезящимися глазами и соплями до колен. Мои слизистые оболочки не рассчитаны на что-то ниже плюс десяти. Вечно чихающим и сморкающимся изгоем мне приходится прозябать почти до самого мая, огорчая родственников и домочадцев, оскорбляя эстетические чувства всех пассажиров всех троллейбусов и даже трамваев. Думаю, сбагрив меня и убрав раскиданные по всему дому скомканные носовые платки, домочадцы вздохнули свободно. С глаз долой - из сердца вон...
У Инги, со всеми её китайско-польскими корнями и переплетениями, повсюду появляется кучища друзей. Например, в среде музыкантов. Вот эта группа товарищей - спонтанный проект трёх британцев: услышав случайно нашего русского бас-гитариста Костю (в красной кепке и белых штанах), британцы вдохновились и захотели с ним поиграть. Сперва Костя опасался языкового барьера, но язык музыки оказался у них вполне универсальным. В свободном, к тому же, владении.
Ребята застряли в Муйне, позавчера и вчера играли старый-престарый рок, каких-то аж элвисовских времён. Добротно, плотно играли, с большой душой, на маленькой открытой веранде. Мы гоготали и танцевали, если чо, я там - в глубине видна. В белом платье с полосками, пялюсь на Ингу, она ж совсем райская перелётная птица. Хоть и обзывает меня Наташей (у неё, видите ли, есть подруга Наташа, как две морские капли мы с нею похожи; Инге искренне скорбела, что я не зовусь Наташей).
А ниже, метрах в пяти, вздыхало и шепелявило песком Южно-Китайское море.